добавил: 
Лето, Батуми, Советская армия.
Мы с ребятами спрятались в маленькой мастерской и тихонько пережидали время между завтраком и обедом. Открылась дверь и Дима закатил на тележке какую-то штуковину.
Дима мой боевой друг, сейчас таких называют ботаниками, а тогда говорили: «Петя из дворца пионеров». Он знал наизусть название всех тиристоров и радиоламп, а уж приемник смог бы смастерить даже из двух ржавых гвоздей…
Короче умнейшая голова, но на стопроцентного ботаника Дима не тянул, характер не ботанический, ведь из осетина хреновый «ботан»…
И вот он уже как черный ворон с отверткой, нарезал круги вокруг облупленной железной штуковины зелено-красного цвета. Штуковина была похожа на замысловатый раструб автомобильной сигнализации, только размером с холодильник, на шильдике значился 196…затертый год.
На вопрос общественности: «Шо это за байда…?», Дима объяснил, что это списанный и ловко стыренный им со склада излучатель инфразвуковых волн, только ему нужен специальный генератор.
Вещь вроде бессмысленная, от нее даже прикуривать нельзя, да еще и без генератора, но я вдруг вспомнил, что где-то читал, как на заре кинематографа, один продюсер включал в кинозале инфразвук для пущего драматического эффекта, но после пары инфарктов у публики, ему запретили это делать…
Мы все набросились на Диму, мол давай построй генератор, хоть из сверлильного станка, а мы тебе в этом поможем: сигаретами, канифолью, внимательными взглядами на твое паяние, чем скажешь, тем и поможем, только давай… Нам не терпелось услышать этот грузящий психику рокот.
Прошла неделя и генератор был готов. В мастерскую набилось человек пятнадцать и Дима дал звук…
Все моментально умолкли и потрясенные застыли на месте. Дима снизил частоту и начал повышать мощность, слышимый гул пропал. В грудь накатило такое ощущение, что я самый несчастный человек на свете, меня как перчатку вывернуло наизнанку и хуже уже быть не могло, хотелось легкой смерти, лишь бы побыстрей. По моему лицу потекли слезы и как я заметил – не только по моему… Кто плакал, кто нервно чесался, один просто выскочил в коридор как обожженный. Тяжко было всем…
Вдруг открылась дверь и с улицы ворвался лютый командир взвода. Я кинулся рыться в ящике с инструментами, но не для демонстрации служебного рвения, а чтобы он не заметил, что инструменты громко дребезжат сами по себе…
Страшно представить что творилось в его испуганной душе…
Если мы знали и понимали, что это всего лишь инфразвук и то чувствовали себя как в кошмарном сне, где тебя догоняют немцы, а ты не можешь даже пошевелиться… Каково же было ему бедняге…
На взводного жалко было смотреть. После долгой паузы, вместо того, чтоб разогнать всю нашу плачущую компанию параноиков, он грустно сказал:
— Вы бы хоть проветрили тут.
Потом глянул на открытое настежь окно, махнул рукой и озадаченный вышел тщательно прикрыв за собой дверь.
И тут мы поняли, что изобрели Нейтронную бомбу.
С тех пор всех наших офицеров мы отгоняли от себя как лабораторных крыс…(ночью, так вообще бомбу не выключали)
Назначали человека на «шухере», он чуть что щелкал тумблер «вкл.» и приблудившийся без особой нужды офицер, долго не мог обременять нас своим присутствием, да и мы издалека по своему внезапно нахлынувшему слезливому настроению, сразу понимали, что черт принес кого-то с погонами…
Если раньше после «залета», наш взвод по два часа умирал на строевой, долбя асфальт автопарка, то теперь через три минуты хождения по квадрату, старлей кричал:
— Взвод! На месте! Стой! Ну вы хоть обещаете, что этого больше не повторится…? Продолжайте по распорядку дня, а мне срочно нужно бежать…
С момента нашего изобретения нейтронной бомбы, ни одна дембельская парадка офицерами найдена не была и это не удивительно — если слово «мама» с трудом выговариваешь, то тут уже не до поиска парадки…
Когда мы увольнялись, то наше оружие возмездия, по наследству передали молодым, но оно у них долго не протянуло.
…Стукач сильнее любой нейтронной бомбы…
© Грубас